Каждый раз выходя на улицу на сбор подписей или пикет готовишься к чему-то одному, а реальность обычно сильно отличается от ожиданий.
Выходя на сбор подписей против пенсионной реформы я знал, что по всем опросам абсолютное большинство населения против реформы, но я не предполагал в каком именно состоянии это население находится. Была всё-таки некоторая надежда, что уж теперь, когда население поняло, что его пытаются доесть до костей, оно станет менее аморфным, менее апатичным, менее безразличным. Реальность же оказалась совсем иной.
Первое, что бросается в глаза при сборе – это очень жесткая градация людей. Эта реформа развела по разным углам молодежь и стариков, наших ровесников и людей среднего возраста. Впервые создалось странное впечатление, что теперь каждый сам за себя. Говорить, что общество считает так-то и так-то не приходится: в глубине души всё общество против пенсионной реформы, но оно настолько разделено и отдельные группы настолько изолированы друг от друга, что говорить можно только о представителях этих групп.
Вот идёт женщина, видно, что она уже на пенсии. Она не подписывает обращение, а лишь презрительно бросает: «Я уже пенсионерка, мне всё равно», а на вопрос «а как же дети, внуки?» не менее презрительно отвечает «пусть работают». Таких немало. Миф о том, что пенсионная реформа добавит пенсионерам денег в текущую пенсию, оказался очень заразителен и часть пенсионеров действительно натравили на тех, кому ещё только предстоит выйти на пенсию. Для таких людей сборщики подписей – это враги, которые пытаются у них «украсть» деньги, а те, кто до пенсии ещё не доработал – это лодыри. Хватаешься за голову и идёшь дальше.
Вот идёт мужчина лет 45, на предложение подписать он просто машет рукой и произносит сакральное «Ээээххх». Он сдался. Он против этой реформы, но он сдался, ему проще сказать своё магическое «ээээхх», чем даже поставить подпись. Подпись – это борьба, а он бороться уже не хочет.
Вот идут женщины предпенсионного возраста, видя плакат они ускоряют шаг и прячут глаза. На предложение подписать отвечают – «нам нельзя». Им страшно. Очень страшно, что про это узнают на работе и будут проблемы.
Страх вообще какой-то бестелесный спутник этой реформы и борьбы против неё. Страхом пропитано всё и совершенно непонятно откуда он такой взялся.
Вот молодой человек подписывает обращение против реформы и задаёт ещё один сакраментальный вопрос: «а за мной не придут?». Причем спрашивает скорее автоматически, поскольку про реформу он всё понял и решение выступить против неё он уже принял, но всё равно задаёт этот вопрос. Кто за ним должен придти – кровавая гебня, рептилоиды или маньяк с топором, он не уточняет, но опасается.
Вот молодая женщина подлетает, хватает подписной лист и начинает яростно писать. Ей не надо ничего объяснять и говорить – она уже поняла устройство новой реальности. Подписывая она смотрит в глаза и спрашивает: «вы думаете поможет?». Спрашивает без рисовки, а конкретно и по-человечески. Я отвечаю, что сделаем всё, чтобы помогло. Она уходит, а ты понимаешь, что ты не только собираешь подписи, ты ещё несёшь ответственность за таких людей: она может в последний раз кому-то поверила, а ты права не имеешь эту надежду растоптать.
Вот идёт семейная пара средних лет, обращаешься к ним. Жена подпрыгивает и начинает тянуть мужа. Муж пытается отбрехаться и утащить жену от того, кто собирает подписи. Жена вырывается и подписывает одна, а муж стоит в сторонке с видом морского волка, который только что преодолел опасные рифы. Жена подписывает, бежит к мужу и начинает его укорять, что не подписал. Ссоры между взрослыми супругами по вопросу подписи обращения – обычное дело. Жены – подписывают, мужья – отмалчиваются. Или произносят свое магическое «ээээх».
Вот мужчины средних лет подписывают обращение и буднично так спрашивают: «когда за топоры?». Ты смотришь в его глаза и понимаешь, что там пляшут невиданные доселе огоньки живой ярости. Он всё понял, на словах он же готов идти и бороться. Пока непонятно куда и с кем, но он готов. Ещё один мужчина, абсолютно спокойный с виду, подписывая обращение, будничным тоном говорит: «Все эти подписи слишком слабое средство. Пока кто-то из пенсионеров не сожжет себя на площади – реакции не будет».
Молодежь подписывает очень активно, включая совсем молодых. Одна девушка мне прямо сказала: «Я хочу спасти свою маму. Она сидит дома , смотрит телевизор и плачет». Смотришь на неё, в горле комок и понимаешь, что не до конца всё потеряно.
Подходит старушка «божий одуванчик» и старательно подписывается, приговаривая: «Мне уже все равно, но надо помочь молодежи».
Подходит совсем-совсем молодежь, подписывает листы и весело говорит: «мы всё равно до пенсии не доживём, но очень хотим помочь своим родителям».
Предельно поразили люди, которые с какой-то весёлой злостью подписывали листы, приговаривая: «я из администрации(пенсионного фонда, армии и т.д.), мне подписывать нельзя, но мне на них класть, я против!»
Отдельно хочу отметить обращение президента, после которого федеральные СМИ начали трубить, что все хорошо с принятием реформы и «население успокоено». Самое цензурное, что я слышал от людей про это обращение звучало примерно так: «они нас усыпить хотели этим обращением что ли?» далее шёл продолжительный горький смех. Не осталось незамеченным и то, в какой форме это обращение было сделано: «Путин расплакался в телеобращении, лучше бы депутатов своих приструнил. Они что ждут пока мы за топоры возьмёмся?», - сказал один из подписантов.
Вообще, что характерно, люди практически ничего не говорили про Кудрина, Медведева и Силуанова в контексте этой реформы, но вот про президента было сказано очень много чего крайне негативного, в основном в матерной форме.
Хотелось бы закончить одной фразой, которую периодически слышишь от тех, кто подписался: «Хорошо, что хоть кто-то что-то делает, а то остальные встали в позицию и готовятся получить удовольствие.»
А значит, что всё это имеет смысл продолжать.
И мы будем продолжать.
