Уходят от нас ветераны Великой Отечественной, уходят. Ловите момент, люди, говорите с ними, ведь рядом с нами живут люди, о которых впору книги писать, настоящие солдаты, хлебнувшие горя и крови. Звучит невероятно, но и по сей день живы те, кто начал войну 22 июня 41-го. Их очень мало, и на трибуны они не рвутся, доживая свой век скромно, подчас в полной безвестности. Идя на встречу с Вениамином Михайловичем Алексеевым, я не ожидал особых откровений и подробностей о войне. Все-таки 81 год, сами понимаете – возраст солидный (написано в 2000 году, сейчас ветерана уже нет в живых – прим. «Отваги»). Тем приятнее было убедиться в обратном. Признаюсь честно: не ожидал услышать то, что услышал. Несмотря на годы, Вениамин Михайлович помнит все.
«ВАМ РОДИНУ ЗАЩИЩАТЬ…»
В ряды РККА Алексеева призвали в 1939 году, в 19 лет. До этого года служить призывали в 20-21 год, а тут правительство решило «омолодить» армию. До призыва Вениамин Михайлович работал слесарем на Саранской ТЭЦ-1, вот и попал служить с двенадцатью земляками в 450-ю отдельную танковую бригаду, в Киевский Особый военный округ. В танковой школе (город Бар Винницкой области) курсант Алексеев полгода изучал матчасть танков БТ, Т-34 и КВ, после чего, получив профессию механика-водителя, отбыл для прохождения службы в 450-ю отдельную бригаду. Молодым солдатам выдали потрясающую по красоте форму: кожаные комбинезоны, шлемы и краги. На чрезплечном ремешке у каждого – «Наган» в кобуре.
В 1940-м году бригада участвовала в освободительном походе в Западную Белоруссию и Западную Украину. Именно так тогда его и называли, хотя сейчас псевдоисторики придерживаются иной точки зрения, так что мы оставим правовую сторону этой военной операции без комментариев. Сам Вениамин Михайлович вспоминает, что «западники» встречали наши войска вполне дружелюбно, только старики поначалу не верили, что танки настоящие: «Паны говорили, что у москалей танки фанерные».
После выхода к новой границе бригаду расформировали, а личный состав передали в 8-ю танковую дивизию, которая базировалась во Львове и вскоре была признана лучшей частью бронетанковых войск РККА. В 1940-м году в дивизию пришла новая техника, и сержант Алексеев пересел с БТ-7 на новенький Т-34. Как отличника, его назначили механиком-водителем на танк командира батальона, участника войны в Испании майора Абакумова.
Призыв Вениамина Михайловича должен был демобилизоваться в ноябре 1941-го, так что парни еще с ранней весны начали покупать себе «цивильные» костюмы. Дело в том, что, начиная с советско-финской войны, солдатам не разрешали ехать домой в военной форме. Так вот, еще в начале (!) 1941-го года командир дивизии сказал будущим «дембелям»: «Ребята, отсылайте свои костюмы домой, вам предстоит Родину защищать».
ВОЙНУ ЖДАЛИ
Первого мая в войсках прошел последний предвоенный парад. 8-я танковая дивизия шла в парадном строю пешим маршем: танки КВ и Т-34 считались секретным оружием и стояли в боксах замаскированные брезентом. В мае 1941-го в дивизии отменили все учения, кроме боевой стрельбы и вождения. Командиры, предвидя сложное развитие событий, готовили танкистов к пешим маршам, к выходу из окружения. На практике это выглядело так: танкистов отвозили на машинах за полторы сотни километров от части, потом выдавали командирам групп компас и карту, после чего приказывали самостоятельно идти обратно, причем двигаться по дорогам строжайше запрещалось.
С 5-го июня (!) в дивизии была объявлена готовность №1. Танкисты спали в полном боевом снаряжении (разрешалось только снять сапоги), то и дело проводились учебные тревоги. По войскам ходили слухи о задержанных немецких лазутчиках, о том, что немцы концентрируют свои силы на той стороне границы.
17-го июня батальон выехал на полигон, проводить учебные стрельбы. Не успели сделать несколько выстрелов, как пришел новый приказ: срочно вернуться в полк. В дивизии танкистов ожидало еще одно указание: сжечь все личные письма.
Следующим утром, в 4 часа, дивизию подняли по боевой тревоге, комдив Фомченко приказал экипажам взять в танки полный боезапас (у Т-34 это 150 снарядов, полсотни гранат и несколько десятков дисков для пулемета), положенную норму продуктов, заправить машины «под завязку» и идти к границе со скоростью 50 км/час. По прошествии нескольких часов дивизия сосредоточилась около местечка Броды, вблизи польской границы. Окопались, замаскировали танки и стали ждать. Режим секретности соблюдался самый полный. Курить разрешалось только в окопах. Пришло даже указание во время еды не стучать ложками об котелки.
Ночь с 20 на 21 июня окончательно расставила все по местам. Через границу отчетливо доносился рев танковых моторов. Не надо было быть великим стратегом, чтобы понять – противник сосредоточивает свои части для наступления.
Вениамин Алексеевич отчетливо помнит момент начала войны. В четвертом часу утра немцы начали артподготовку. Снаряды летели через головы танкистов и разрывались где-то далеко в тылу. Продолжалось это минут сорок, а потом послышался приближающийся лязг танковых гусениц. В это же время от дивизионного начальства был получен первый боевой приказ: «Не стрелять, это провокация!».
Комиссар батальона внезапно решил провести собрание личного состава, чтобы разъяснить линию партии. Встал, сделал несколько шагов и был убит наповал одиночным выстрелом немецкого снайпера. Тут уж комбат взял ответственность на себя и приказал открыть огонь. С первых же выстрелов подбили несколько танков противника. Правда легких Pz.Kpfw.II, но все же подбили.
ОТСТУПЛЕНИЕ. БОИ С ТАНКАМИ «СС»
На рубеже у Бродов батальон Алексеева с боями оборонялся два дня. Потом пришел приказ: отходить на Львов. В районе Бердичева провели одну из самых удачных операций. Узнав, что следом идет колонна немецких танков, комбат приказал врыть танки в землю между болотом и посадкой. В кровь стерев руки ломами и лопатами, каждый экипаж выкопал для своей машины позицию размером 6 на 2,5 метра (и 1,5 метра глубиной).
Вскоре на дороге показались немецкие танки. Подпустив их поближе, наши танкисты по всем канонам военной стратегии открыли огонь сначала по первой машине, потом по последней, застопорив движение противника. Пока немцы поняли, откуда по ним бьют, пока разворачивали башни, наши танкисты успели влепить в каждый из 18 немецких танков по несколько снарядов. Фигурки в дымящихся черных комбинезонах не успевали отбежать от горящих машин и падали, скошенные пулеметными очередями.
После того боя практически все танкисты обзавелись трофейными немецкими автоматами (которые у нас почему-то называли «шмайссерами»), а один эсэсовский экипаж удалось взять в плен. Наш командир попытался было их допросить, но первый же немецкий танкист, к которому он обратился с вопросом, в ответ плюнул ему в лицо. Лейтенант аж побелел от ярости, скрипнул зубами, достал из кобуры «ТТ» и без лишних слов влепил немцу пулю в голову. Остальные сразу же потеряли высокомерный вид и начали отвечать, но все равно были расстреляны несколько минут спустя. А что еще с ними было делать, не с собой же тащить до штаба, который неизвестно где?
ПОД ОГНЕМ СВОИХ ЖЕ ПУШЕК
Получив приказ на отход, батальон пошел на восток. Подошли к мосту через какую-то реку, приготовились переправляться, как вдруг переправа взлетела на воздух. Самое обидное, что взорвали мост наши же саперы.
Тут стоит сделать маленькое отступление. Танки КВ и Т-34 до начала войны считались секретными и не имели на бортах никаких опознавательных знаков. Вот советские саперы и обознались, приняв их за немецкие.
Взорванный мост – еще ничего, переправились через реку вброд, а вот в другом случае по тому же недоразумению наши танки попали под огонь своей же артиллерии. В танк Алексеева врезали «болванкой», но броня, слава Богу, выдержала.
В конце июля вышли к старой границе, и тут батальон получил приказ передать танки (их к этому времени осталось всего четыре) другой части, а самим выходить из окружения пешком. Двигаться в направлении Донецка.
ИЗ ОКРУЖЕНИЯ НА УГНАННОМ «ФИАТЕ»
Из окружения выходили практически без боев, потому что двигались вдали от больших шоссейных дорог, а немцы рвались вперед только по автострадам, не обращая на окруженцев ни малейшего внимания. Слыша об огромном количестве бойцов РККА, попавших в плен летом 1941-го (а их число составило больше миллиона), Вениамин Михайлович категорически заявляет: «В самом начале войны кто хотел выйти из окружения, – тот вышел!».
Осенний ветер гонял по дорогам немецкие листовки, на которых в красках был изображен довольный советский солдат, стоящий в обнимку с девушкой у аккуратного домика, рядом с которым пасутся упитанные коровы и козы. Дескать, сдавайся в плен, русский солдат и будешь все это иметь. На эту агитацию окруженцы особо внимания не обращали, но некоторые солдаты, проходя через родные места, уходили к себе домой. Их отпускали и не упрекали.
За сутки проходили километров 35-40, в деревни старались не заходить, но нужда заставила. НЗ давно съели, а голод, как известно, не тетка. Подходя к населенному пункту, высылали в разведку одного из экипажа. Если немцев в деревне не было, шли по хатам за кормежкой.
А однажды разведчик вернулся с неприятным известием. У крайней избы стоит легковая машина и несколько мотоциклов с пулеметами, а рядом в саду немцы пьянствуют, даже охранения не выставили. Нашим бы мимо пройти, от греха подальше, но Алексеев решил хоть немного, но немцам насолить.
Подполз к легковушке-«Фиату», осторожно приоткрыл дверцу. Ключ в замке, здесь же несколько канистр с бензином. Вскочил в машину, завел, крикнул своим. Те в машину пулей влетели и ходу. Немцы очухались, сели на мотоциклы и в погоню. Кино, да и только.
Закончилась погоня в самых лучших традициях. Подпустив мотоциклы с пьяными немцами поближе, наши танкисты перестреляли их всех из трофейных «шмайссеров» и поехали на восток, к фронту. На трофейном «Фиате» проехали километров двести, пока машину в приказном порядке не реквизировал какой-то батальонный комиссар. Пришлось снова идти пешком.
В районе Донбасса Алексеева в первый раз ранило, осколком в ногу. Медикаментов не было, бинтов тоже, нога распухла так, что наступить нельзя. В одном селе он прямо сказал товарищам: я для вас, мужики, только обуза, ступайте дальше без меня, а то все пропадем. Экипаж ушел, а он остался. А через пару часов стрельба началась. Все, решил Вениамин, теперь плен.
Но, видно, не судьба была: откуда ни возьмись, прибежала девчонка-санитарка из родного полка. Маленьким ножичком надрезала рану, промыла ее и забинтовала. Опираясь на нежданную спасительницу, сержант Алексеев поковылял на восток, как подраненный заяц. Вряд ли бы успели они уйти далеко, но тут мимо проезжала полуторка с ранеными. В ее кузове наш герой и выбрался из окружения, пройдя по немецким тылам 600 километров.
КИЕВ, ХАРЬКОВ, СТАЛИНГРАД
В Красноармейске окруженцев накормили, сводили в баню, дали сутки на отсыпание, а потом начали формировать из уцелевших танкистов экипажи в 90-ю танковую бригаду. Экипажи по три человека, стало быть, смекнул Вениамин Михайлович, на танки БТ-7. После этого танкистов вывезли в Прилуки, там дали отремонтированные танки. Алексееву достался даже не БТ-7, а более старый БТ-5, весь в заплатах после ремонта. После «тридцатьчетверки» в эту коробку даже влезать было страшно: броня в два пальца толщиной.
Во время боев за Киев бригада потеряла почти все машины и Алексеев вновь стал «безлошадным». Механиков-водителей собрали, и отправили на Харьковский тракторный завод, самим собирать себе танки (совместно с рабочими, естественно). Город горит, а в цехах работа полным ходом идет. После получения танков 90-я бригада получила приказ оборонять город, поддерживая огнем пехоту.
Под Харьковом воевали до ноября, и вновь отступление. На Чугуев. Там уже заняли настоящую оборону, да и немцы к этому времени натиск ослабили. До мая 1942-го стояли в обороне, а потом бригада в составе 16-й армии перешла в наступление.
Немцы за эти полгода укреплений понастроили изрядно, так что танкисты сразу же начали нести потери. Танк Алексеева разбило, а весь экипаж контузило. Отлежались неделю в Валуйках и чуть было снова не попали в окружение.
Снова командировка, на Сталинградский тракторный, собирать себе танк. И прямо из заводского цеха – в бой.
О боях в Сталинграде написаны десятки, а то и сотни книг, так что рассказывать о них вряд ли стоит. Отметим лишь такой факт: за полгода боев бригада стала гвардейской, а сам Вениамин Михайлович Алексеев потерял три танка и был награжден тремя орденами (один орден Красного знамени и два – Красной звезды) и знаком «Отличный танкист». В 1942-м, поверьте, награды просто так не давали.
Едва не потерял и четвертую машину, но об этом случае, пожалуй, стоит рассказать особо. Как-то раз экипаж получил приказ участвовать в разведке боем. Рота пехоты рванулась вперед, но сразу же после выхода на открытое место была прижата огнем к земле. Танку тоже досталось: сперва прямым попаданием разорвало гусеницу, а потом экипаж почувствовал запах дыма. Все, горим. Надо выбираться.
Вениамин Михайлович выбрался через люк механика-водителя и укрылся в пехотной траншее, благо танк встал прямо над ней. Остальные члены экипажа рванули в тыл, но через секунду их накрыло минометным огнем. Алексеев пригляделся к танку повнимательнее и понял, что горит не сам танк, а всего лишь запасные баки на корме. Стало быть, машина практически не повреждена. Ползком добрался до танка, сел за рычаги и, под завесой дыма от горящей соляры, потихонечку, маневрируя на одной гусенице, начал сдавать назад. Немцы заметили, что танк ожил, лишь в самую последнюю минуту и открыли бешеный огонь, но поздно: машина уже скрылась в лощине.
Вылез Алексеев из танка, перекрестился, помянул добрым словом конструкторов «тридцатьчетверки», с помощью пехотинцев натянул гусеницу и пошел докладывать комбригу. Впрочем, в докладе надобности, как оказалось, не было: вся бригада и так, с замиранием сердца, наблюдала за подвигом механика-водителя, выводившего танк из-под огня.
И еще одно запомнилось. В Сталинграде в экипаж танка Вениамина Михайловича несколько раз включали кинооператора военной кинохроники, на место стрелка-радиста. Конечно, снимать, сидя на броне, во время боя просто невозможно, вот и приходилось снимать с турели пулемет. В образовавшееся отверстие оператор высовывал объектив камеры и шел в бой вместе с танкистами.
СРАЖЕНИЕ ПОД ПРОХОРОВКОЙ
После Сталинграда 41-ю гвардейскую танковую бригаду вывели в лагеря под Тамбов, где началась подготовка к Орловско-Курской битве. Участвовал Вениамин Михайлович и в знаменитом танковом сражении под Прохоровкой. Конечно, в смотровую щель механик-водитель мало что видит, но и эти впечатления врезались в память на всю жизнь. Это был ад, настоящий ад, когда стальной стеной шли друг на друга тысячи танков и самоходок. Плавилась броня и горела земля. Кто выжил после всего этого, мог считать себя счастливцем.
Некоторое время спустя, когда механиков-водителей в очередной раз послали принимать танки, на сей раз на Челябинский тракторный завод, Алексеев с друзьями специально решили заехать на то поле под Прохоровкой. Картину, представшую их глазам, иначе как кладбищем и не назовешь. Огромное кладбище разбитых и сгоревших машин, наших и немецких.
ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ТАНКИСТОВ
За все время, пока были на передовой, Вениамин Михайлович не помнит ни одной ночи, которую его экипаж провел бы вне танка. Машина для танкиста – это и спальня, и столовая. Так вот, утром, часов в пять, танкистов будил вызов по радиосвязи. Командир танка, едва пробудившись, сразу же получал задачу поддержать ту или иную стрелковую часть. На завтрак времени не оставалось, хорошо еще, если успевали умыться.
Задача танка в бою – подавлять огневые точки, мешающие продвижению пехоты. Видит экипаж, что пехота залегла под пулеметным огнем, значит нужно найти эти огневые точки и уничтожить их огнем их пушки или раздавить гусеницами. Когда пехота пойдет вперед, танки идут за ней до следующего очага сопротивления противника. И так целый день, а то и ночь. Ну, ночью воевали только во время большого наступления, а обычно «рабочий» день заканчивался часов в восемь вечера.
Как бы ни устали за день, после возвращения на базу первая задача экипажа – заправить танк, устранить мелкие поломки, пополнить боезапас. На техобслуживание уходило пару часов, после чего можно было расслабиться, тем более что и сил, практически, уже не оставалось. Потом все просто: заползли в танк, включили свет, разложили на брезенте две-три банки консервов, хлеб, фляжку со спиртом. Стрелок-радист, покрутив верньеры, находит в эфире какую-нибудь веселую мелодию, и после «остаканивания» начинается фронтовой ужин. Иной раз и маленький концерт устраивали, благо баян и гитару с собой постоянно возили, хотя порой приходилось их на коленях держать, даже в бою. А что делать, – места в танке мало.
Обычно рядом с танком стояла стрелковая часть, и под танк заползали несколько солдат. И теплее, и от дождя укрыться можно. Танкисты народ не жадный: через открытый десантный люк (он в днище танка расположен) подкармливали пехоту чем могли. Видя такое великолепие: свет, музыку, спирт и консервы, пехотинцы натуральным образом балдели: они-то жили впроголодь, перебиваясь с сухарей на воду.
Поскольку экипаж должен был посменно охранять свою машину, то пехота вызывалась охранять танк всю ночь. Только, мол, мужики, подкиньте харчей, махорочки и спиртику стаканчик, а уж мы ни на секунду глаз не сомкнем. Такое вот получалось взаимодействие родов войск в боевых условиях.
Отбой в танке наступал ближе к полуночи. Спали прямо на боевых местах. Тот, кто не испытал всех прелестей боевой походной жизни, просто не поймет, как это вообще возможно: спать сидя, месяцами не имея возможности вытянуться в полный рост. Ничего, со временем привыкли. И так до пяти утра, до следующего «рабочего дня».
И В ИСПОДНЕМ, И В АСБЕСТЕ
В танке, известное дело, во время боя духота стоит невероятная. Вентиляторы, конечно, есть, но толку от них, честно говоря, мало. Одно время танкисты под Сталинградом воевали в нательных рубахах, но вскоре с немецких самолетов стали разбрасывать листовки, в которых этот факт был описан во всех красках под девизом: «Русские танкисты даже военной формы не имеют». Сперва все смеялись над геббельсовской пропагандой, а потом командование издало приказ: комбинезоны не снимать ни в каких обстоятельствах. Приказ есть приказ, пришлось париться в полном обмундировании, матеря языкастых немецких пропагандистов.
И это еще ничего. В 1943-м в танковые части поступили специальные асбестовые куртки, которые должны были предохранить танкистов от ожогов. Большие такие, пальца в два толщиной. От огня они, может быть, и защищали, но воевать в них было ну никак невозможно. Короче говоря, после первого же боя их выбросили.
ДАВИЛИ ВСЕ
За войну водителю-механику Алексееву приходилось уничтожать гусеницами и танки, и пулеметные гнезда, и солдат противника. Пулемет для танка – пустяковина: хрустнуло под гусеницами и все, а вот пушку давить, это тоже нужно уметь. Если прямо на щит наехать, то можно гусеницы порвать. Один знакомый так вот наехал, потерял ход и был расстрелян немецкими пушками в упор. На орудие нужно сбоку наезжать, чтобы станину искорежить и замок смять.
Ну а немецкая пехота для танка – плевое дело. Наехал, развернулся на месте, и дальше. Двигатель ревет так, что даже предсмертных криков не слышно. Это уже потом, во время ремонта, когда приходилось выковыривать из гусеничных траков обломки костей и куски гниющего мяса, становилось немного не по себе. За войну Алексеев раздавил гусеницами своего танка десятка три немецких пушек и больше сотни вражеских солдат. И ничего, никаких эмоций.
ПЕРВЫМ ЧЕРЕЗ ДНЕПР
Когда наши войска уже закрепились на заднепровских плацдармах, пришло время перебрасывать на тот берег тяжелое вооружение. Так уж вышло, что танковая бригада, в которой воевал Вениамин Михайлович, должна была переправляться самой первой. А надо вам сказать, что механик-водитель Алексеев считался лучшим в части (это, кстати, подтверждает автор книги «Записки танкового техника»). Так вот, вызвали его и приказали переправиться по понтонному мосту на западный берег реки, которую, по словам Гоголя, не всякая птица перелетит.
Сел Алексеев за рычаги, а поверхность моста сантиметров на двадцать под водой, чтобы немецкие бомбардировщики не заметили, только реденькая цепочка лампочек светится для ориентировки. А ширина реки – километра два с лишним. Сдвинулся в любую сторону, и ко дну. Ничего, переправился на малом ходу, но страху за это время натерпелся.
БРАТЬЯ-СЛАВЯНЕ
В Европе наши войска встречали со всем возможным гостеприимством. В Румынии, правда, нищета была, в то время страшная, так что солдатам мало что перепало. В Венгрии, конечно, народ побогаче жил, но на Красную армию посматривали косо. Зато в Болгарии и в Югославии танкисты на себе почувствовали, что такое славянская солидарность.
При въезде в каждое болгарское село стояло две бочки: с вином и пивом. Братушки-болгары стояли рядом, держа в руках огромные, не меньше литра, кружки, которые требовалось осушать непременно до дна. А уж если домой заведут, то на стол выставлялось все самое лучшее: жареные куры, мясо, прочая домашняя снедь. Короче, встречали действительно как избавителей, а не как оккупантов.
НА ПАРАД
Войну старшина Алексеев встретил 11 мая в Праге, гораздо позже официального Дня Победы. На радостях один из чехов зазвал экипаж его танка к себе в дом, чтобы отметить такое дело. Глиняную бутыль с вином, которую хозяин выставил на угощение, он закопал в землю в тот день, когда у него родился сын. Вообще-то такое вино положено подавать на стол во время свадьбы сына, но чех, видно, решил, что приход советских солдат – более радостное событие.
Не успели наши ребята «причаститься», как прибежал посыльный от начальника штаба бригады. В штабе Алексеев услышал короткий приказ:
– Собирайся!
– Куда?
– Там узнаешь.
Надел награды, собрал немудрящий скарб, и «виллисом» на аэродром. А там уже полный «Дуглас» солдат. У каждого вся грудь в орденах, мужики рослые, представительные. Куда летим – никто не знает. Только когда взлетели, штурман сказал: «Счастливые вы, ребята, на парад в Москву едете».
Пока летели, в Москве уже сообщили, что прибывают фронтовики. Пол-столицы на улицы вышло, чтобы героев увидеть. Все плачут, цветы дарят.
Участников парада еще на аэродроме построили в колонну по четыре и повели пешим маршем аж до Сокольников. Группу, в которой был Алексеев, разместили в военной академии имени Фрунзе. Сразу же повели в парикмахерскую, а потом в ателье, где портные с них мерки сняли. Через неделю новые мундиры принесли, гвардейские. Первые из всей армии, участники парада получили медали «За победу над Германией».
Жизнь была – дай бог каждому. Кормили, по фронтовым меркам, до отвала. Утром просыпаешься, сапоги до блеска начищены, подворотничок на мундире подшит – свежей свежего, а на столике около кровати уже меню лежит. Отмечай, что хочешь на завтрак и обед, в том числе водку с коньяком и прочие вина.
После обеда в Сокольнический парк, на строевую подготовку. А как же, на Параде все должно быть идеально. По шесть часов парни «тянули ножку», выматывались так, что от экскурсий в Москву единогласно отказывались.
22 июня выдачу горячительного прекратили, стало быть, Парад совсем скоро. 23-го на Красной площади прошла генеральная репетиция. Танкисты должны были идти в танковых шлемах и комбинезонах, в крагах, с кобурным оружием.
Утром 24-го июня каждому выдали по флакону одеколона, и приказали вылить на себя перед началом парада, так что благоухало от парадных колонн за километр. В 10 часов на площадь выехал Рокоссовский, подал команду. Потом на трибуне Мавзолея показалось правительство во главе со Сталиным.
Второй Украинский фронт был построен прямо перед Мавзолеем, так что Верховного Главнокомандующего Вениамин Михайлович видел примерно с тридцати метров. Погода в этот день слегка подгадила: небо затянуло тучами, пошел противный мелкий дождь. Сталину сразу же накинули на плечи плащ-накидку, но выглядел он весело, оживленно переговариваясь с маршалом Буденным, который стоял с ним рядом.
Всего парад шел больше трех часов, после чего танкисты, насквозь промокшие, вернулись в гостиницу. Им дали часок на переодевание, потом приказали собраться в Актовом зале, где уже ломились столы от выпивки и закусок.
БАНКЕТ
Поначалу солдаты и младшие офицеры сидели за одними столами с генералами, но вскоре те встали, подняли еще один тост, и объяснили, что их ждет в Кремле сам Главнокомандующий. Дальше гуляли без старших командиров.
Сейчас уже трудно вспомнить, что стояло на праздничных столах, но фрукты там были, для многих солдат невиданные. Икра была красная и черная, колбасы разные, прочие деликатесы. Ну и, само собой, море горячительного: водка, коньяк, пиво. Весь вечер джаз военные песни играл. Пей, сколько влезет, фронтовая душа, отмечай Победу.
И фронтовики, надо сказать, пили. За все четыре года войны отводили солдаты душу, накачиваясь спиртным под полную завязку. И ведь что удивительно: между столами официантки ходят, и в руках у них ватные тампоны, каким-то лекарством смоченные. Как заметят, что герой войны в бесчувствие впадать начинает, подойдут, мазнут ваткой под носом, и человек снова, как огурчик, может еще пить, даже не закусывая. Как только наши солдаты не упрашивали их открыть секрет, те только отшучивались.
Ну а наутро после банкета, придя в столовую, герои увидели перед собой только тарелки с щами и кашей. Красивая жизнь, что называется, кончилась. Впрочем, горевать пришлось недолго: уже в полдень их отвезли на аэродром и отправили на Дальний Восток. Все уже знали, что скоро начнется война с Японией. Ну, это уже другая история, которую мы расскажем как-нибудь в другой раз.
Михаил Ишенин
