Вопросу о единстве партии Владимир Ильич Ленин всегда уделял пристальное внимание — с самого начала ее формирования, в годы подготовки и осуществления социалистической революции, а затем в сложнейшей борьбе за власть Советов. И в весьма трудные моменты противостояния скрытым врагам партии, создающим в ней все новые оппозиционные течения — именно тогда, когда требовались нерушимая сплоченность и железная дисциплина.
Когда партия раздиралась разногласиями и грозило ее раздробление на отчужденные друг от друга группы, Ленин первостепенное внимание обращал на идейное единство, воевал против демагогии, против бессодержательной грызни и политической руготни и склоки, подменяющей аргументацию навешиванием политических ярлыков.
Ленин лучше других понимал цену содержания политической полемики, ибо только в деловом решении важных и злободневных проблем возможна плодотворная товарищеская дискуссия, дающая продвижение вперед; бессодержательность полемики и демагогия ведут к опошлению идейной жизни партии, к несвойственным для коммунистов попыткам решить спор принуждением к согласию.
И никогда не забывал при этом для правильного разрешения внутрипартийных разногласий обращаться к партийным низам, более того — ориентироваться на настроения и интересы самой широкой беспартийной массы.
Поскольку едва ли не все споры, чуждые нуждам и потребностям народа, есть не более чем мелочная склока: спор по принципиальным вопросам должен быть максимально понятен партии и ее сторонникам — ее социальной опоре, близка их жизненным интересам, и потому суть любого такого спора должна быть в подробностях ясна всем людям, которые следуют за коммунистами, ибо коммунисты служат народу, борются за интересы людей труда и ни за какие иные, которые приходилось бы скрывать.
Прекрасный пример подобного подхода к вопросу о единстве партии дает его “Письмо в редакцию “Искры” (по поводу статьи Г.В.Плеханова “Чего не делать”), в котором Ленин остро реагировал на раскол в РСДРП. “Письмо” — о единстве партии и путях его достижения, о собирании всех революционных марксистских сил, включая те, которые можно назвать разве что резервом.
И оно — о бесспорной необходимости партийного товарищества в дискуссии по идейным вопросам. Без этого невозможно говорить о единстве партии. Без этого невозможно поднимать авторитет партии в массах, на которые партия должна опираться, чье доверие она должна заслужить, чтобы затем вести за собой верной дорогой к победе.
Прочтите внимательно эту работу Ленина: она адресована сегодняшним коммунистам. Вникайте, учитесь, делайте выводы для практической работы!
«ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ “ИСКРЫ”
Письмо в редакцию
Статья “Чего не делать” поднимает такие важные, такие насущные именно в данный момент вопросы нашей партийной жизни, что трудно удержаться от желания немедленно отозваться на любезное приглашение редакции гостеприимно открыть страницы своего органа, — особенно трудно постоянному участнику “Искры”, особенно трудно в такой момент, когда опоздать со своим голосом на неделю, значит, может быть, вовсе отказаться от подачи голоса.
А мне хотелось бы подать свой совещательный голос, чтобы устранить некоторые возможные и едва ли не неизбежные недоразумения.
Скажу прежде всего, что автор статьи тысячу раз прав, по моему мнению, когда он настаивает на необходимости охранять единство партии и избегать новых расколов, — особенно из-за разногласий, которые не могут быть признаны значительными.
Призыв к миролюбию, мягкости и уступчивости в высшей степени похвален со стороны руководителя вообще и в данный момент в особенности.
Предать анафеме или исключать из партии не только бывших экономистов, но и группки социал-демократов, страдающих “некоторой непоследовательностью”, было бы безусловно неразумно, неразумно до такой степени, что нам вполне понятен раздраженный тон автора статьи по отношению к представляющимся его уму прямолинейным, упрямым, глупым Собакевичам, способным стоять за исключение.
Мы думаем даже больше: когда у нас будет партийная программа и партийная организация, мы должны не только гостеприимно открывать страницы партийного органа для обмена мнений, но и давать возможность систематически излагать свои, хотя бы и незначительные, разногласия тем группам или, по выражению автора, группкам, которые по непоследовательности защищают некоторые догмы ревизионизма и которые по тем или иным причинам настаивают на своей групповой особенности и индивидуальности.
Именно для того, чтобы не быть слишком прямолинейным и по-собакевически резким по отношению к “анархическому индивидуализму”, необходимо, по нашему мнению, сделать все возможное — вплоть до некоторых отступлений от красивых схем централизма и от безусловного подчинения дисциплине — чтобы предоставить свободу высказаться этим группкам, чтобы дать возможность всей партии взвесить глубину или незначительность разногласий, определить, где именно, в чем и с чьей именно стороны наблюдается непоследовательность.
Пора, в самом деле, решительно отбросить традиции сектантской кружковщины и — в партии, опирающейся на массы, — выдвинуть решительный лозунг: побольше света, пусть партия знает все, пусть будет ей доставлен весь, решительно весь материал для оценки всех и всяческих разногласий, возвращений к ревизионизму, отступлений от дисциплины и т.д.
Побольше доверия к самостоятельному суждению всей массы партийных работников: они и только они сумеют умерить чрезмерную горячность склонных к расколу группок, сумеют своим медленным, незаметным, но зато упорным воздействием внушить им “добрую волю” к соблюдению партийной дисциплины, сумеют охладить пыл анархического индивидуализма, сумеют одним фактом своего равнодушия документировать, доказать и показать ничтожное значение разногласий, преувеличиваемых тяготеющими к расколу элементами.
На вопрос: “чего не делать?” (чего не делать вообще и чего не делать для того, чтобы не вызвать раскола) я ответил бы прежде всего: не скрывать от партии возникающих и нарастающих поводов к расколу, не скрывать ничего из тех обстоятельств и происшествий, которые являются такими поводами. Более того, не скрывать не только от партии, но, по возможности, и от сторонней публики.
Я говорю “по возможности”, имея в виду то, что необходимо скрыть в силу требований конспирации, — но в наших расколах обстоятельства такого рода играют самую ничтожную роль. Широкая гласность — вот самое верное и единственно надежное средство для избежания расколов, которых можно избежать, для уменьшения до minimuma вреда от тех расколов, которые стали уже неизбежными.
В самом деле, вдумайтесь в те обязанности, которые налагает на партию то обстоятельство, что она имеет уже дело с массой, а не с кружками. Чтобы не на словах только стать партией масс, мы должны к участию во всех партийных делах привлекать все более и более широкие массы, постоянно поднимая их от политического безразличия к протесту и борьбе, от общего духа протеста к сознательному принятию социал-демократических воззрений, от принятия этих воззрений к поддержке движения, от поддержки к организационному участию в партии.
Можно ли достигнуть этого результата, не внося самой широкой гласности в дела, от решения которых зависит то или иное воздействие на массы? Рабочие перестанут понимать нас и покинут нас, как штаб без армии, в случае расколов из-за незначительных разногласий — говорит автор и говорит совершенно справедливо. И для того, чтобы рабочие не могли перестать понимать нас, для того, чтобы их опытность в борьбе и их пролетарское чутье научили кое-чему и нас, “руководителей”, — для этого необходимо, чтобы организованные рабочие приучались следить за возникающими поводами к расколу (такие поводы всегда бывали и всегда будут возвращаться во всякой массовой партии), сознательно относиться к этим поводам, оценивать происшествия какого-нибудь русского или заграничного Пошехонья с точки зрения интересов всей партии, интересов всего движения в целом.
Автор трижды прав, когда он подчеркивает, что нашему центру многое будет дано и многое с него взыщется. Именно так. И именно поэтому необходимо, чтобы вся партия систематически, исподволь и неуклонно воспитывала себе подходящих людей в центре, чтобы она видела перед собой, как на ладони, всю деятельность каждого кандидата на этот высокий пост, чтобы она ознакомилась даже с их индивидуальными особенностями, с их сильными и слабыми сторонами, с их победами и “поражениями”. Автор делает замечательно тонкие и, очевидно, основанные на богатом опыте, замечания о некоторых причинах подобных поражений.
И именно потому, что эти замечания так тонки, надо, чтобы ими воспользовалась вся партия, чтобы она всегда видела каждое, хотя бы и частичное, “поражение” того или иного своего “руководителя”. Ни один политический деятель не проходил своей карьеры без тех или иных поражений, и если мы серьезно говорим о влиянии на массы, о завоевании нами “доброй воли” масс, то мы должны всеми силами стремиться к тому, чтобы эти поражения не скрывались в затхлой атмосфере кружков и группок, чтобы они выносились на суд всех.
Это кажется неловким с первого взгляда, это должно иногда представляться “обидным” для того или другого отдельного руководителя, — но это ложное чувство неловкости мы обязаны преодолеть, это наш долг перед партией, перед рабочим классом. Этим, и только этим, мы дадим возможность всей массе (а не случайному подбору кружка или группки) влиятельных партийных работников узнать своих вождей и поставить каждого из них на надлежащую полочку.
Только широкая огласка направляет все прямолинейные, однобокие, капризные уклонения, только она превращает иногда нелепые и смешные “контры” “группок” в полезный и необходимый материал партийного самовоспитания.
Света, побольше света! Нам нужен громадный концерт; нам нужно выработать себе опыт, чтобы правильно распределить в нем роли, чтобы одному дать сентиментальную скрипку, другому свирепый контрабас, третьему вручить дирижерскую палочку.
Пусть же осуществится на деле прекрасный призыв автора к гостеприимству всех мнений на страницах партийного органа и всех партийных изданий, пусть судят все и каждый о наших “спорах и вздорах” из-за какой бы то ни было “ноты”, взятой слишком резко, по мнению одних, фальшивой, по мнению других, сорванной, по мнению третьих.
Только из ряда таких открытых обсуждений и сможет выработаться у нас действительно спевшаяся коллегия руководителей, только при таком условии рабочие будут поставлены в такое положение, чтобы они не могли перестать понимать нас, только тогда наш “штаб” будет опираться действительно на добрую и сознательную волю армии, идущей за штабом и в то же время направляющей свой штаб!
Ленин
“Искра” №53, 25 ноября 1903 г. (Полн. собр. соч., т. 8, с. 93 — 97).»
Как видим, Ленин дает пример спокойного, терпеливого, товарищеского отношения даже к тем оппонентам, из рядов которых позднее выросли и политические противники. На первом плане для него не сам факт дискуссии, расхождений, а дело русской революции, интересы собирания наличных интеллектуальных и организационных сил, а вовсе не разгона инакомыслящих хоть в чем-то. Именно это было понятно массам, привлекало их, давало Ленину победу.
Кризисные моменты в жизни партии бывали неоднократно, и Ленин никогда не был заинтересован в их создании. Он отлично понимал, что сплоченность партии нужна не сама по себе или, скажем, “чтобы его слушались”, а для сплочения максимально широких масс народа, для успеха борьбы за социализм. Значит, необходимо было сопоставление политических позиций с объективными тенденциями общественного развития. Главным для него было понимание таких тенденций и потребностей.
В период подписания Брестского мира Ленин анализирует развитие событий и сверяет этот анализ с настроениями, потребностями и волей масс. “У нас, — говорил он на VII съезде РКП(б), — происходят не старые дореволюционные споры, которые оставались внутри узкопартийных кругов, а все решения выносятся на обсуждение масс, требующих проверки их опытом, делом, никогда не дающих себя увлечь яркими речами, никогда не дающих сбить себя с пути, предписываемого объективным ходом событий. Конечно, от трудностей, стоящих перед нами, можно отговориться, если вы имеете перед собой интеллигента или левого большевика: он, конечно, может отговориться от вопросов о том, что армии нет, от того, что революция в Германии не наступает.
Массы миллионные, — а политика начинается там, где миллионы; не там, где тысячи, а там, где миллионы, там только начинается серьезная политика, — миллионы знают, что такое армия, видели солдат, возвращающихся с фронта. Они знают, — если брать не отдельных лиц, а настоящую массу, — что воевать мы не можем, что всякий человек на фронте что мыслимо было, вынес.
Масса поняла истину, что если армии нет, а рядом с вами лежит хищник, то вам придется подписать наитягчайший, унизительный договор. Это неизбежно, пока не родится революция, пока не оздоровите своей армии, пока не вернете ее по домам. До тех пор больной не выздоровеет.
А немецкого хищника мы “на ура” не возьмем, не скинем, как скинули Керенского, Корнилова. Вот урок, который массы вынесли без оговорок, которые пытались преподнести им некоторые, желающие отделаться от горькой действительности” (ПСС, т. 36, с 16 — 17)
Ссылаясь на пример разногласий с “отзовистами”, тоже чуть было не погубившими партию, делавшими “революционные” заявления о том, что не пойдут в столыпинскую Думу, Ленин дает такой комментарий, который перебрасывает мостик от тех лет к периоду Бреста: “Пойдете. Жизнь масс, история — сильнее, чем ваши уверения. Не пойдете, так вас история заставит. Это были очень левые, от которых при первом повороте истории ничего, как от фракции, кроме дыму, не осталось.
Если мы сумели остаться революционерами, работать при мучительных условиях и выйти из этого положения снова, сумеем выйти и теперь, потому что это не наш каприз, потому что это объективная неизбежность, которая в стране, разоренной до последней степени, создалась потому, что европейская революция, вопреки нашему желанию, посмела запоздать, а немецкий империализм, вопреки нашему желанию, посмел наступать” (там же, с. 17 — 18).
Вот в чем соль действительно серьезных, важных дискуссий в партии: в решении встающих проблем исходить из их значения для жизни народных масс, для судьбы страны. Те, кто подменяет такой подход идеологическими или иными формальными соображениями, — это либо недоучки и недоумки, либо скрытые до поры до времени предатели, одетые “коммунистами” и “патриотами”.
И не намного лучше те, кто строит свое предвидение развития событий, а следовательно, и политическую линию, на субъективных пожеланиях, хотя бы и выраженных в красивых словах, выдвигаемых в качестве принципа действий…
Другой кризисный момент наступил после завершения гражданской войны, когда потребовалось существенно скорректировать стратегию внутренней политики, налаживать экономическую смычку рабочего класса с крестьянством, города с деревней, используя все резервы для восстановления и оживления производства, народного хозяйства.
Эта перемена в политика известна под именем нэпа. “В основном, — говорил В.И.Ленин на Х съезде РКП(б), — положение такое: мы должны экономически удовлетворить среднее крестьянство и пойти на свободу оборота, иначе сохранить власть пролетариата в России, при замедлении международной революции, нельзя, экономически нельзя” (т. 43, с. 70). И еще раз напомнил: “Политика есть отношение между классами — это решает судьбу республики” (там же, с. 72). Любое расхождение с такой постановкой проблем, подмена ее густым набором “партийных”, “революционных” и прочих словес есть вредное пустозвонство, демагогия — “добросовестная” (за неимением аргументов) либо скрывающая нечто прямо противоположное декларациям.
В 1921 году возникла опасность такой фракционности (эта опасность стала очевидной несколько раньше, в ходе навязанной партии Троцким и Бухариным дискуссии о профсоюзах), которая нанесла бы удар по жизненно важным интересам большинства трудящихся, народа и поставила бы под вопрос существование Советской власти. Потому-то и были столь суровыми тон и содержание известной резолюции Х съезда “Об единстве партии”: она требовала “немедленно распустить все без изъятия образовавшиеся на той или иной платформе группы”, грозя в противном случае безусловным изгнанием из партии.
Из чего исходил Ленин? “Мы — партия, борющаяся в условиях обостренных трудностей. Мы должны сказать себе: чтобы единство было прочным, нужно, чтобы был осужден определенный уклон. Раз он наметился, нужно его выявить и обсудить” (там же, с.101).
И в то же время Ленин предложил, широко разъясняя в партии суть разногласий, “чтобы каждый делегат обдумал вопрос и в докладах проявил необходимую осторожность, не преувеличивая опасности положения и ни в коем случае не давая себе и окружающим впадать в панику” (там же, с. 122). Механическое отождествление ситуации 1921 года и принятых Х съездом РКП(б) решений с нынешней ситуацией даже под заманчивым лозунгом “Десятый” — глупо и неуместно; решения должны быть иными, современными.
Политическая дискуссия в партии серьезна и нужна лишь тогда, когда она берет за исходный пункт насущные проблемы общественного развития, затрагивает жизненные интересы многомиллионных масс. Все остальное, как правило, мелко и мелочно, и в этих случаях она затевается в каких-то побочных интересах и ведется в духе перепалки, без необходимого посвящения даже членов партии в существо разногласий, — для масс это выглядит спором о постах, местечках, деньгах и т.п. Им предоставляется верить в тот или иной набор политических этикеток и штампов, не думая, а просто следуя той тропой, которую им показывают.
Напомним еще раз ленинское требование: “побольше света!” В начале ХХ1 века свет необходим ничуть не меньше, чем сто лет назад.
