О, как ласково Жирика Путин журил,

Не задев, не обидев ни разу!

Если кто-то другой бы с трибун говорил

О таком отношеньи к Кавказу –

Сколько грозных и мрачных открылось бы дел,

Весь СК на рожон бы полез там,

Говорящий, конечно, уже бы сидел –

Под домашним хотя бы арестом;

Остроумец уже не собрал бы костей,

Обвиненный в российском развале.

Это был бы призыв к разжиганью страстей,

Разделенью страны на пятнадцать частей,

Оскорбленье властей – и в программе «Вестей»

Это б умыслом НАТО назвали.

По российской истории взором скользя,

Я не в силах сказать односложно –

Почему ничего уже больше нельзя,

Но всегда Жириновскому можно?

Почему он поставлен в особенный ряд –

И в другую, и в нашу эпоху,

Почему его ласково, мягко журят,

А другого бы сразу в лепеху?

Потому ли, что русский воинственный дух

Наполняет могучее брюхо,

Потому ли, что он утешает старух,

Подсознание нации высказав вслух,

Потому что он как бы такой винни пух

И внутри у него бормотуха?

Но боюсь, что и это его не спасло б,

Снисхождения не принесло бы,

Ибо будь ты и самый законченный жлоб,

Полный самой безудержной злобы, – 

Так боятся они разделенья страны,

Окруженной сплошными врагами,

Что за дерганье этой опасной струны

Отвечают по полной программе.

Просто Путин питает особенный пыл

К Жириновскому, к их разговорам,

Потому что в Конторе Невидимых Сил,

Где питомник сегодняшних правящих рыл,

Когда Путин еще лейтенантиком был, 

Был уже Жириновский майором.