Георгий СЕМИКИН 
Владислав ЖЕМАЙКО
К пуговицам претензии есть!
Раз уж затронули тему национальных литератур, сразу хочется сказать и о других позициях. Прекрасно, что рекомендованы татары Г. Тукай и М. Джалиль, аварец Р. Гамзатов, осетин К. Хетагуров или грузин Н. Думбадзе. Есть и национальные эпосы (в которых, однако, тоже «много товару всякого», не всегда постижимого несозревшим разумом). А вот без М. Ибрагимбекова, например, вполне можно было бы обойтись. В азербайджанской литературе, если уж на неё устремился коллективный взор экспертов, есть имена более значимые. Например, Мирза Ибрагимов или Анар. Абхазец Фазиль Искандер представлен внушительным циклом «Сандро из Чегема». Это тоже своеобразный эпос в новеллах. Сам по себе он прекрасен, но ни исторического, ни культурного опыта для считывания внутрикавказских «завязок» и «разборок» у школьников явно недостаточно. А вот лирическая повесть «Дерево детства» или рассказы о детстве Чика были бы в самый раз. Но на них выбор экспертов почему-то не остановился.
А вот интересно, с какой целью подросткам предлагается «Остров Крым» В. Аксёнова? Чтобы запутать их и без того смутные географические представления о разнице между островом и полуостровом? Как растолковать поверхностную мифологему «большой» и «малой» родины и все придуманные автором и давно не актуальные политические аллюзии? Куда девать густую ненормативную лексику романа или многочисленные и разнообразные совокупления персонажей? Пропускать? Но «Остров Крым» рекомендуется читать без изъятий. Как, впрочем, и «Очерки русской смуты» несостоявшегося верховного правителя России А. Деникина. Смута, несомненно, была. Более того, в каждую новую эпоху грозит возникнуть снова. Но оттого, как и в какой исторической конфигурации мы преподнесём молодому поколению события начала ХХ века, во многом зависит будущее этого поколения. Точно ли перипетии великой национальной трагедии – Гражданской войны – следует преподносить также в интерпретации И. Бабеля («Конармия»)? Ведь в списке нет ни Д. Фурманова, ни Вс. Иванова. Зато имеется «Белая гвардия» М. Булгакова. И таких признаков одностороннего взгляда на нашу историю, начиная с Деникина, немало. Может, продуктивнее по всех отношениях несколько уроков добавить на изучение «Тихого Дона»?
Так ли нужно школьникам наслаждаться авантюрами гангстера Бени Крика и знать лексикон одесских биндюжников? Этот вопрос в равной мере относится и к романам И. Ильфа и Е. Петрова о приключениях мошенника и афериста О. Бендера, которые наличествуют в списке оба два, и к необычайно широко представленному С. Довлатову, фигуре, чудовищно раздутой либеральной критикой. Мрачное и примитивное описание жизни в СССР по схеме: «хаос, пьянство и бардак» едва ли способствует развитию исторического мышления несовершеннолетних, как и разухабистые записки бывшего зоновского конвоира. Или составители считают, что такой опыт российским подросткам необходим?
С историзмом в списке вообще не всё благополучно. Например, почему рекомендована именно книга А. Боханова «Александр III»? Хороший был государь, радетельный, но ни одного произведения высокого художественного уровня о русских правителях в списке нет. Даже «Петра I» А. Толстого! Может, составители опасались, что школьники запутаются в трёх Толстых, – ведь в списке представлен роман А.К. Толстого «Князь Серебряный»? Но это не повод игнорировать другого крупного русского писателя с такой же фамилией. Члены Общественной палаты, писатели и представители культурного сообщества на недавно прошедших слушаниях недаром подписали письмо на имя главы Минобрнауки Дмитрия Ливанова и президента Российской академии образования Николая Никандрова с просьбой пересмотреть список книг, рекомендуемых к прочтению ученикам 10 – 11‑х классов и сетованиями на исключение из программы Н. Лескова, А. Куприна и А.Н. Толстого.
Из всего наследия И. Бунина словно в насмешку выбраны «Тёмные аллеи». У Бунина множество куда более целомудренных и щадящих новелл о любви. Что, все они входят в школьную программу? Почему предлагается именно столь откровенно эротический цикл? В качестве пособия по сексуальному воспитанию? Хорошо ещё хоть набоковская «Лолита» не попала в перечень. Но если уж коснулись Набокова, то сложно согласиться с выбором для внеклассного чтения, скажем, «Приглашения на казнь» – вещи, где каждую метафору надо объяснять неподготовленному читателю с энциклопедией модернизма в руках. Зачем школьнику читать «Защиту Лужина»? Чтобы увлечься шахматами? Не лучше ли для этого организовать шахматный клуб? О романе «Дар» можно повторить всё, что уже сказано о романе Айтматова. А вот «Другие берега» – воспоминания знаменитого писателя о детстве – в списке не значатся. Как, кстати, ни одна из великих русских книг о поре становления личности – ни «Детство» М. Горького, ни «Детство Никиты» того же А. Толстого, ни «Детство Тёмы» Н. Гарина-Михайловского.
Вообще из крайности в крайность составителей бросает изрядно. Рядом с чистой и трогательной В. Токаревой стоит Л. Петрушевская. Хорошая писательница? На любителя. Гуманистический пафос русской литературы этому автору, прямо скажем, чужд. Зачем детям мизантропические повествования об искусственном прерывании беременности или о сварах между одинаково непутёвыми матерями и дочками на общей кухне?
Над феноменом включения в список А. Горянина («Россия. История успеха» (в двух книгах) можно долго (и тщетно) ломать голову. Как написано в аннотации: «…перед вами портрет здоровой России, очищенный от мифов катастрофизма». Да, необходимо создавать у школьников позитивное представление о родной стране. Но почему с этой целью выбирается книга, изданная едва ли пару лет назад, не прошедшая проверку временем? Не продуктивнее ли предложить юным гражданам почитать романы Д. Мамина-Сибиряка, В. Шишкова или Ф. Гладкова? Да-да, полузабытый «Цемент» или «Энергию», о которых некогда написал хвалебную статью корифей символизма Андрей Белый. Не американизированная психология успеха любой ценой, наспех приспособленная к родимой почве, но поэзия труда и энтузиазма открылась бы школьникам. Глядишь, и не соблазнились бы неокрепшие души сидением в офисах.
Несколько замечаний по поводу собственно поэзии. Представлять грандиозный по поэтическим прорывам, по новизне художественных средств и разнообразию Серебряный век почему-то откомандирован один Н. Гумилёв. Ни Бальмонта, ни Северянина, ни Ходасевича, не говоря уж об «отце-основоположнике» И. Анненском или Ф. Сологубе и Г. Иванове, нет. На Серебряный век отведено два (!) школьных часа. Можно пробежать глазами Цветаеву, Мандельштама и Ахматову. Или, на худой конец, запомнить фамилии. В этом контексте выбор Гумилёва по-своему логичен. С женой познакомились, а вот вам и муж. Логика есть – широта взгляда отсутствует.
Или поэзия советская, сопоставимая не то что с Серебряным, а и с золотым русским веком. Р. Рождественский и Н. Рубцов, К. Симонов и Д. Самойлов. Так сказать, «два берега у одной реки». Но где недавно ушедшие А. Вознесенский и Б. Ахмадулина? Где живые и активно работающие Е. Евтушенко и Ю. Мориц? А ведь это только «шестидесятники»! Как можно обойтись без Я. Смелякова и Ю. Кузнецова, без П. Васильева и Н. Дмитриева и многих, многих других? Но проблемы отсутствия того или иного автора, важного для духовно-эстетического и нравственного воспитания, легко можно было бы избежать, если бы составители вспомнили об антологическом принципе. Сами собой напрашиваются антологии поэтов Серебряного века, советской поэзии первой и второй половины ХХ века, мастеров новеллы, поэтов-фронтовиков. В прозе военная тема представлена достаточно широко. Но из поэтов опять-таки ничтожное меньшинство. Симонов есть, а Гудзенко, Луконин, Наровчатов, Шубин, Межиров, Старшинов и другие отсутствуют. Даже Твардовского нет! А ведь антологий хорошего качества издано немало. Одни «Строфы века» Евтушенко могли бы закрыть все вопиющие зияния списка.
То же самое – и прежде всего – можно сказать о золотом веке. По какому принципу в список отобраны сочинения Козьмы Пруткова? С целью развлечь заскучавших школьников абсолютно непонятными им без обширных комментариев афоризмами? Может, никогда не существовавший директор Пробирной палаты призван заменить поэтов пушкинской плеяды? Вряд ли! Замена слишком неравноценная. Не полезнее ли почитать Баратынского, Вяземского, Давыдова, Дельвига, Козлова, Языкова, послушать прекрасные романсы на их стихи, а заодно узнать стихи Пушкина, посвящённые друзьям? Антологии такого рода тоже издавались не один раз.
На кого рассчитаны мемуары И. Эренбурга «Люди, годы, жизнь»? Все ли неподъёмные пять книг воспоминаний рекомендованы к прочтению или фрагменты? Тогда какие именно и кто их будет выбирать? Перегруженные сверх меры учителя? Или бабушки и дедушки, когда-то зачитывавшиеся ныне крепко подзабытым Эренбургом? А если школьники погрязнут в этом пятикнижии да ещё присовокупят к Эренбургу целых три романа В. Яна (писателя хорошего, но далеко не первого ряда), где они найдут время на одоление остального книжного массива?
Вообще ощущение необязательности выбора произведений при анализе списка не оставляет. С какой стати из обширного наследия В. Пикуля рекомендован «Реквием каравану PQ-17»? Потому что «про войну»? Но литература о Великой Отечественной – единственное, повторим, что тематически достойно представлено в списке. А у Пикуля есть вещи не менее увлекательные, чем романы Дюма, только написанные лучше и куда более познавательные. И «Слово и дело», и «Пером и шпагой». А документальную трагедию про арктический конвой можно прочесть и по окончании школы.
Почему из всей драматургии выбор пал на пьесы Е. Шварца «Дракон» и «Снежная королева», которые, говоря сегодняшним языком, являются ремейками? Не лучше ли сводить школьников в театр или познакомить их с оригиналами – средневековыми легендами и сказкой Андерсена (впрочем, эту чудесную историю им тоже наверняка прочли в дошкольные годы)? Понятно, что список включает только произведения, написанные на русском языке, но зарубежную литературу хотя бы факультативно школьникам пока преподают. В.В. Путин, выступая с предложением, нигде не говорил, что следует ограничиться только русской литературой.
Серьёзные вопросы вызывает и присутствие в списке повести А. Приставкина «Ночевала тучка золотая». Местами напоминающая фильм ужасов, местами – ночной кошмар, повесть немотивированной жестокостью может отпугнуть и взрослого. Сознательная тенденциозность сочетается в ней с явными историческими фальсификациями, когда трагедия одного народа выпячивается, а общенародная трагедия и примеры великой самоотверженности замалчиваются. Русские дети тоже не по своей воле оказались в северокавказском детдоме, а по страшной логике войны. Не оглашаются автором и подлинные причины вынужденного решения о переселении чеченцев, и кровавые события, предшествовавшие такому радикальному решению.
Конечно, на весь мир не испечёшь блин. Но преподавать литературу и печь блины – разные специализации. Глава Департамента общего образования Минобрнауки Елена Низиенко успокаивает возбуждённую общественность тем, что по освоению списка «никакой отчётности мы от школ, естественно, требовать не будем», что «список не окончательный, он наверняка будет дополняться». И что лет через 10, когда в очередной раз обновится стандарт школьного образования, 100 книг тоже обновятся до неузнаваемости. Позволим себе заметить, что русская литература – не модный салон. Фасоны там не меняются. А вот смыслы за 10 лет можно утратить навсегда.
Партком: Минобрнауки приступило к переписыванию истории и пропаганде белого движения, пытается представить 70 лет советской власти как самое черное время истории государства. Чем дольше антинародный режим будет у власти, тем больше будет одурманенных лживой историей.
