"Отличная оценка" или "Купите мин!" Рассказ командира корабля

 

Это было недавно, это было давно! В то самое время, когда мы все были молоды, а наши друзья и родные живы и здоровы. Для кого-то это было вчера. А для кого-то − целую жизнь тому назад, — рассказывал Виталий Бобровский, запивая свои слова виноградным соком.

 - А что делать — на работе без машины —  никуда. А пьяный за рулем — преступник! А ты не знал? Вот так-то!

- Кстати, а ты не слышал, как я пошел в море за отличной оценкой, а, в итоге, взял и купил мину? Ну, не один, а с несколькими коллегами. Так сказать, в складчину! Да что ты? Так вот получилось!

А дело было так: Севастополь, Черное море, и цветущий Крым. Вокруг − куча слегка одетых миловидных, загорелых женщин, а  у причала  покачивались на ленивой волне новенькие МПК, ухоженные и красивые, как игрушки. Они были лишь недавно приняты от промышленности. Сейчас же готовились к вводу в боевой строй и сдавали все положенные по «Курсам» задачи, с выходами в море и боевыми стрельбами всеми видами оружия.

Принимало же эти задачи и боевые упражнения местное командование, коренные, замшелые черноморцы. Эти офицеры считали командиров и других офицеров «кораблей-пришельцев» с Северного флота и Балтики … ну, несколько неподготвленными. Это если  в мягкой, цензурной форме. И, конечно же, подготовленными классом ниже собственных местных кадров черноморской выучки.

А, посему, их считали, априори, виноватыми во всех срывах контрольных сроков, низких оценках и тому подобное. Потому, что с Севера! Варяжские гости, понимаешь ли, блин с вареньем! Об этом они не уставали докладывать вышележащему и высоко сидящему командованию.

А уж моральный облик всех северных экипажей, включая командиров, был всегда в перекрестье прицела строго наблюдения местного политотдела. Про все подвиги и приключения можно смело докладывать на самый-самый верх! Ибо за пришельцев их там не ругали! И то, правда — воспитательным воздействием пропитать не успели, партполитработой охватить не сумели — сверх норм, штата и плана, так что … взятки с черноморских политрабочих гладки!

Но даже командирам новеньких МПК тогда было еще очень далеко до тридцати лет, а монстры-мичмана на новостройки не ходили — не царское это дело! Так что средний возраст офицеров и мичманов их экипажей явно не превышал 23-24 лет. Всем хотелось вкусить соблазнительные прелести жизни, которая только начиналась … А они были, их было много и они начинались прямо за КПП бригады противолодочных кораблей! Но, если хочется − значит, можно! А уж если очень хочется, то — тем более! В меру, и без рекламы!А там, как получится! Виталий Бобровский был в этом искренне уверен… Кстати — до сих пор!

Кроме того, гражданский человек может откладывать свою жизнь «на потом». Но вся штука в том, что у военного моряка вот этого самого «потом» может и не быть! Вообще никогда! И это вполне объективно! Отсюда их кипящее жизнелюбие, лихость и решительность! Все надо успеть! А если есть соблазны − завсегда найдутся змеи-искусители! Закон такой!

В тот самый вечер завершающая часть музыкальной программы ресторана «Близнецы»  в Севастополе подходила к концу. Аккорды неслись из динамиков с песнями, вызывающими слезу у посетителей: мужчинам хотелось защищать, а женщинам не обороняться.

Капитан-лейтенант Виталий Бобровский, одетый в шикарную, пошитую на заказ у частного модного на флоте портного Абрама Моисеевича тужурку из габардина для старших офицеров, небрежно откинулся на стуле и оглядывал разношерстную публику.

 Конечно, это тужурка, к тайной гордости Виталия, была пошита … ну скажем так, с некоторыми нарушениями соответствующих «Правил …» и украшена широкими золотыми шевронами. А чего их точно мерить, эти самые миллиметры-то, золотистого галуна? На ней красовались тяжелые литые латунные пуговицы с якорями, Все это демонстрировало отличный вкус офицера и любовь к военно-морской форме. Под неказистой формой не могло быть яркого содержания! Испокон века так считалось у моряков! А бабочки-однодневки и одноночки, очертя голову, сами летели на её блеск! Давным-давно …

Командир новехонького мпк, еще не намотавшего на свой лаг даже свою первую тысячу миль,  сидел и размышлял над своей нелегкой судьбой.

Местные начальники взяли да повесили ему на шею, вместо ярма, четыре мины РМ-1. Эти штучки были хитрые, новые и дорогие, пусть и практические Что немаловажно.

Эти самые мины его корабль должен был выставить в нужное время в нужном месте в ходе сдачи задачи С-1. Но запланированная минная постановка группой кораблей не могла осуществиться уже в течение недели. Попробуй хоть раз перенести плановое мероприятие боевой подготовки вправо, и  оно само так и покатится и дальше а том же направлении!    

Черное море было взволновано «Ветром-2» и  успокаиваться не собиралось. Ветер таскал по небу обрывки туч, тяжелые волны горами перекатывались уже сразу за Константиновским равелином.

 Вечерний доклад дежурного по кораблю, минера Юрия Блясова, был снова неутешительным и безнадежным. На факсимильной карте погоды висел застаревший циклон, раскинув над Севастополем свои стрелы и овалы.

 Вот уже неделю экипаж сидел на борту, так как объявлена готовность кораблей к походу была высока. А местное командование снижать ее никак не собиралось и все ждали, по поговорке, «у моря погоды»

− Вот только попробуйте куда-то смыться! Если зайду на ваши корабли и кого-то не найду − пеняйте на себя! Бить буду сильно и больно! − комдив  пугал командиров на каждом вечернем докладе.

 Перманентный режим ожидания уже поднадоел. Душе хотелось хоть маленького, но − праздника.

А еще и дивизионный минер Семен Рывкин, однокурсник по прозвищу Мина, сразу же после смены дежурных расслабил стальное  сердце командира корабля фразой: — Слушай, кэп, пора в кабак заскочить. Сколько можно ветра бояться? — молвил он сладким тоном змея-искусителя.

«А в самом деле − доколе!»  − возмутился Виталий и бесшабашно вымолвил: −  А, плевать!

И махнул Бобровский рукой на комдива: −  Пуганые уже! Кто не наглеет — тот и врага не топит! − заявил он фрондерским тоном.

−  Но и сам не тонет! — резюмировал Мина бродящие в атмосфере сомнения.

− Угу! По правилу: «Оно не тонет!»

 − Однако, и сравнения у вас, сэр!

Курок потехи был спущен и время понеслось, как выплюнутая из трубы торпеда. Помывка, дежурный глоток шила перед выходом (для стабильности настроения), проверка бумажника (а вдруг там что-то выросло-приросло?), последние вводные дежурной службе и помощнику командира, несколько остановок троллейбуса и … симпатичные лица противоположного пола уже начинают волновать кровь.

Надежды и фантазии рождаются автоматически и одновременно. Уж если выбирать зло − так лучше бы на длинных стройных ногах  из под короткой юбки… и со свободной квартирой − совсем замечтался Бобровский. «Уж нам бы шанс — так мы не оплошаем!»

Пустых столиков не было. Перспективный вариант: «Подсадка» к двум скучающим теткам тоже не сработал − таких не оказалось. Подсадили к мужскому столику − выбирать было не из нечего! Время было горячее, ресторанов было намного меньше, чем сейчас, а желающих − примерно столько же.

     Легко завязалось знакомство с двумя молодыми людьми с дипломатами под крокодиловую кожу.  По тем временам, такие дипломаты были далеко не мелочным украшением, а, скорее, статусным аксессуаром.  Тем более, что уже заказанный парнями коньяк и  закуска, были уже на столе и как нельзя кстати.

Слово за слово –  разговорились и познакомились. Получалось так: это были моряки торгового флота, их судно стоит на рейде, а они с «паспортами моряка» на всю команду здесь. Собрали документы для оформления виз, в одну латиноамериканскую страну, подвернулся шикарный рейс. Дело сделали, формальности утрясли быстро … И вот никак  не могут добраться до «лайбы» и обрадовать экипаж. Опять пресловутый ветер путает карты, туды его маму во все карстовые пещеры под земную мантию!!!

Конечно, у приятелей не было предварительного расчета углубиться в случайное знакомство с дамой (как бы не хотелось, в командирском рюкзаке четыре реактивных мины, пусть и практические, но ночью кто их разберет…).

 А вот эти парни спутали все карты, так как хлебосольный командир добра не забывает.

− И вечно черт его тянет за язык! − добавил вполголоса капитан-лейтенант Рывкин.

Последовало приглашение на корабль. И даже туманный, сумасшедший, намек на возможность при выходе в море втихаря швартануться к родному судну моряков для  передачи на борт их посуды.  Назавтра начинался очень выгодный рейс «за бугор». Твердо обещать Бобровский постеснялся − привык держать слово офицера, а тут бабка надвое сказала … Погода непредсказуема, как красивая блондинка!

 

Из ресторана  до причалов добрались на такси. Четверо несколько подвыпивших человек прошли на корабль мимо рубки дежурного по дивизиону, отчаянно притворяясь трезвыми.

 Дивизионный минер, командир и два гостя скользнули в коридор и прошли в крохотную каюту командира напротив кают-компании. Служба и ухом не повела — все-таки, курортное, блин, море! Душит его дух на корню останки бдительности, да! То ли дело на Севере: куда глаз ни кинь, всюду написано: «Североморец! Не щелкай клювом!». Тьфу, блин! В смысле — «Будь бдителен»! Или: «Помни войну!»

 Баня, пар, незабвенные маринованные патиссоны и яичница с тушенкой и луком под старое, доброе «шило» – нехитрый рацион флотского гостеприимства, приправленные четко отработанными движениями вышколенных вестовых- азербайджанцев. Бесконечная беседа о будущем флота, мира, и конечно о морской службе, завершилась топотом ног дежурного по низам. Он решительно шел по офицерскому коридору. Еще били каблуки о сталь палубы под линолеумом, а командиру уже была ясна картина: − Выход в море? Интересно, во сколько?

Раздался стук в дверь каюты.

− Всё! Угадал! − подумал Бобровский, и настроение резко дало негативный крен и увеличило дифферент на нос. Нос повис … временно.

− Товарищ командир! Объявлено экстренное приготовление к бою и походу для выхода на практическую минную постановку! —  четко рапортовал дежурный по низам, как учили. Молодец, елки пушистые!

В голове командира еще клубились винные пары, некий туман от полного отсутствия сна в уходящую ночь. Перед светлыми очами −  безмятежно лежащее на диване тело дивизионного минера. Вот гад, успел пару часов вздремнуть! Повезло человеку!

Впереди − неминуемый инструктаж командира дивизиона, потом − собственно, сам выход в море. Как не верти − продолжительное бодрствование! Такие перспективы сильно напрягли воображение командира. Он внутренне встряхнулся, освобождаясь от пустых слов, и всяких нелепых мыслей и мечтаний.

Лавровый листок уже автоматически жевался для отбития запаха, параллельно лузгались семечки, обязательно припасенные для подобных случаев. В ящике стола всегда был такой запасец…

Глянул в зеркало − ничего, вполне сойдет, бывало и хуже. Физиономия соответствует суровости момента. Щеки и сурово выпяченный подбородок гладко отполированы «Шиком». Схватил с полочки умывальника французскую туалетную воду и поставил ее ароматом устойчивую дымзавесу по всей физиономии и верхней части любимого походного кителя.

Шлейф аромата был призван отбить предательский запах ночных посиделок и отвлечь внимание бдительного комдива. Во всяком случае − отвлечь его чуткое обоняние, настроенное на строго определенный диапазон запахов.

  Через пять минут вместе Бобровский вместе с Миной вошел в «пыточную». Так остроумцы местного разлива звали комнатку для совещаний в домике совсем не военного вида. Здесь иногда обитало управление дивизиона, и решались служебные вопросы. Эпизодически здесь же проводились разборки с проштрафившимися офицерами, а также прием всяких контрольных «летучек» и зачетов. 

На обшарпанных стульях, банкетках и скамьях уже рассаживались командиры, замполиты и специалисты дивизиона.

Комдив начал с места в карьер: —  Итак, уважаемые отцы — командиры,  повторяю: сначала будет тренировочный галс, а потом будем реально ставить мины. По возможности − именно в расчетных позициях!

 Работаем в полном радиомолчании, при полной светомаскировке, только фонари направленного действия для связи. Как на войне!

Предварительный сигнал – включенные красные клотики. Начало постановки в этих координатах после поворота «все вдруг» на курс … и выключение красных клотиков. Расчеты работают по своим назначенным нормативам и в результате получаем три линии мин с разносом по нашим траверзным дистанциям. Все!

Быстрым взглядом комдив обвел собравшихся офицеров, как будто стараясь угадать, насколько они поняли и «прониклись». Он остановился на Виталии:

— Бобровский, что-то мне не нравится твое настроение. Ты смотришь как-то сквозь меня! Здоров или как?

— Так точно, товарищ комдив! – бодро ответил сонный командир, расстегнул крючки на воротнике и выскользнул из комнаты. Спертый воздух тесной комнатенки действовал усыпляющее. Спать было нельзя, расслабляться — тоже! Только упади — потом самого  себя в кучу не собрать!

Комдив, конечно же, заподозрил неладное. Учуял! Но 4 утра есть очень дурное время и многие (как и Бобровский) позволили себе выпить за неблагоприятный прогноз погоды. Выпитое спиртное и долгое время без сна давали о себе знать. Как-никак, самое волчье время! На Севере у МПК. видимо, не зря был групповой позывной «Волки» с легкой руки гвардейского комбрига.

Тяжко! Ну, кто, черт возьми, знал? Кроме комдива, наверное, да и то — сомнительно …

В эти самые минуты корабли готовились к выходу на минную постановку. Приготовление проходило в режиме полного радиомолчания и тишины. Не давались команды по верхней палубе, не проверялось световое и звуковое оборудование. Палубы были лишь чуть подсвечены загадочным синим светом маскировочных ламп.

 Работали деловитые дизель-генераторы с выхлопом в воду, напоминая шум всплывающих китов. Главные машины были прогреты и готовы к запуску.

Бобровский сам изобретал тактическую летучку по этому вопросу. «Играть в войну»  он любил, знал много и умел тоже не мало. Во всяком случае, читал он много специальной литературы и на командирских классах ВМФ не только по музеям и кабакам ходил, но и в секретной библиотеке был постоянным «клиентом», и в читалке вечерами сидел, как проклятый и преподавателей расспросами мучил. А экзаменационную работу там он не списывал, а сам набрал все данные, рассчитал все условия, сделал грамотный анализ, пролив бальзам на сердце своего куратора. Кстати, в свое время его, первого среди равных,  назначили командиром корабля, еще старшим лейтенантом. Наверное, не зря!

Виталий с некоторым удовлетворением теперь воочию видел плоды своего творчества. Именно его летучка была одобрена командованием и рекомендована к внедрению на других южных кораблях. Лучшего варианта все равно никто придумать у них не мог! Они тут все давным-давно  поросли своими шипастыми мидиями во всех самых интересных местах! Даже под фуражками выше извилины. И им уже ничего не надо, кроме мирного выхода на пенсию и должности по охране склада очень тяжелых железобетонных конструкций.

Да, братцы, молодость, увы, жестока и безапелляционна в суждениях! А Бобровский был еще чертовски молод!

 Машины кораблей  тихо урчали в полной темноте, словно довольные коты. Лишь изредка доносился стук кованных каблуков и грохот задраиваемых дверей и люков, да вырвется на мгновение свет из коридора. Вот–вот будет команда отдать швартовы и дать ход.

Командир пошел в кают-компанию, прислушиваясь к четким, заученным командам помощника, проводившего экстренное приготовление.  Пока тот держался молодцом.

Перепуганные непривычным шумом и грохотом, визгом сервомоторов механизмов оружия, гости тихо-мирно сидели на диванчиках и ждали какого-то разрешения неоднозначности своей ситуации.

—  После выхода из Стрелки будет 15 минут радиообмена – тогда и решу ваши проблемы, —  ответил на немой вопрос гостей командир. Он напустил на себя видимую суровость, соответствующую моменту. 

 Не стал Бобровский рассказывать гостям, что не с руки ему было говорить с комдивом по причине алкогольного запаха. Сразу бы понял и озверел, как раненый носорог! И тогда уж точно: всем — хрен по усам!

«Надо держаться, держаться и держаться, как учил сам Вождь. И через 10…12 часов все будет нормально! Ос![1]» —  про себя думал Бобровский и тихо завидовал дивизионному минеру, которому выпало выходить в море на его корабле, как на самом передовом. Он первый начнет выкладывать минную линию, медленно и без шума, как черепаха —  яйца.

— Вызовите дивизионного минера наверх! – дал команду посыльному.

— Виталий, ты как? – участливо спросил командира дивмин, поднимаясь на мостик.

— Спасибо, Сёма, хреново! Хэлп ми, а то — хана! Но прихожу в себя и начинаю припоминать, на каком я свете … Завидую тебе, дружище! Ты ночью хоть немного поспал, теперь еще на переходе восстановишься — вздохнул командир и обратился к приятелю тоном приказа:

— Мина, если хочешь быть человеком, сделай первый шаг. Возьми на себя все вопросы по организации минной постановки с минерами на юте, потому что мне совершенно не по себе. К тому же надо позаботиться о гостях и решить проблему с комдивом по поводу их пересадки, а чувствую я себя не ахти. Договорились?  — тоном, не терпящим возражений завершил беседу Бобровский.

—  Лихо у тебя получается договориться, кэп! – усмехнулся дивмин, согласившись. Но в голове у него был совершенно другой план. Слаб человек!

Корабли поочередно отваливали от стенки и медленно вытягивались в кильватерную колонну. Помощник Сергей Первов уверенно распоряжался на ходовом и ГКП. Офицер был грамотный, учился, овладевал наукой, даже пользовался мозгами и на службе. Ои лихо сдавал все положенные зачеты и уверенно рвался к ручкам телеграфа − это так! Но Виталий еще и сам бдительно отмечал ориентиры, сравнивал рекомендованные курсы, по командирской привычке и врожденному «чувству опасности»

Вышли!

Бобровский передал командование кораблем помощнику, заинструктировав того до полного безобразия. Чтобы, значит, проникся … Теперь он будет бояться даже вздохнуть не по инструкции и уставным нормам! Так он искренне считал.

Командир слушал переговоры Мины с его родным комдивом, удивленно-возмущенные вопли последнего. Обещая всяческие кары и минеру и Бобровскому, «добро» подойти к «лайбе» на пять минут он всё же дал — раз командир обещал, подводить не надо! А то гражданские моряки о противолодочниках всю правду подумают! А потом перед ним Бобровский сам  ответит, прибыв под светлые очи! Заодно — и по итогам минной постановки, которая и станет критерием итоговой оценки! 

                Бобровский встряхнулся  и стал подходить к гражданскому сухогрузу сам, привычно отдавая команды на руль и телеграфы.  Ничего себе  — «лайба» — тысяч двадцать пять водоизмещения!

                У Виталия на корабле были отличные кранцы, в свете последнего писка морской культуры.  Он терпеть не мог старых, тертых шин, по-сиротски выброшенных за борт. Прямо драный портовый буксир, а не боевой корабль!

 Старший боцман был хоть и молодой, но школу прошел хорошую, у достойных и уважаемых «мариманов».

Виталлий с первых дней взял воспитание боцмана под свое собственное начало.

− Рындин! — вещал он ему ежедневно: — Боцман − это не персонаж матерных анекдотов о флоте, он − хозяин верхней палубы и эксперт покрасочных работ! Ты удивишься, наверное, но боцман, оказывается, плетет маты не только языком, но и руками!

  В итоге, кое-чего добился и за многие элементы содержания корабля мог быть спокоен.

Службу молодой мичман любил и своими знаниями гордился. Все-то на корабле было оплетено, оклетневано, окрашено, матики и кисточки всякие, обвесы с претензией на щегольство в положенных местах … Военный корабль! И перед крейсером нам не стыдно!

 

      Поэтому, подошли и ткнулись к «лайбе» грамотно, но вот шкафутовые малость «зевнули», свой борт об их старую шину протерли.  На память осталось  грязное пятно на блестящем шаровом поле правого борта — к огорчению боцмана.

— Матерь вашу, серость гребаная! Спите под шапками, как пожарные лошади! Скиньте за борт вашего боцманюгу-бездельника! − орал он на всё Черное море.

— Молод еще — пожилым людям в глаза тыкать — послышался ответный  возмущенный рев задетого в лучших чувствах гражданского боцмана: — Карасина хренова!

Молодой мичман в долгу не остался … А то! Короче, поговорили! Грудастая буфетчица, заступаясь за родного боцмана, возмущенно плеснула сверху компотом на шкафутовых швартовщиков. Те разбежались, бросились к кранцу с картошкой, желая достойно и прицельно ответить. Однако, Первов с крыла мостика восстановил статус-кво двумя-тремя убийственными фразами.

Гости и командир корабля перебрались на борт сухогруза, прошли в каюту капитана.

  Тот сразу налил всем по полстакана «Белой лошади».

— Нет! Ни за что! — почти испуганно заорал Бобровский

— А в чем дело? — слегка удивился благодушный  капитан, — Язва? Комбриг на борту? Триппер лечишь? — услужливо предложил он достойные морка варианты причин отказа от угощения.

 — Нет, я это … на службе … вроде как мины ставлю … НАТО-вскую подлодку ждем! — сам не зная почему, ляпнул Бобровский

Капитан как-то удивленно икнул, заткнулся и стал усиленно соображать. Судя по приятному запаху коньяка и хороших сигар в каюте, у него тоже была не простая ночь.

Прибыл старпом. Радостно поздоровался и уже готов был всех пообнимать и утопить в коньяке. Не дали!

Проверяя дипломаты, старпом обнаружил в одном из них «паспорта моряка» согласно прилагаемому списку, а в другом … А вот в другом дипломате были аккуратно, домиком, выложены  пачки десятирублевок, перехваченные резинками и банковскими упаковками с подписью кассира.

Бобровский судорожно сглотнул — этот дипломат свободно и совершенно бесхозно валялся всю ночь на диванчике его каюты — рядом с мертвецки вырубившимся Миной.

— Да-а-а! А ежели бы мои вестовые порезвились? Открыть-то его  — задачка для мальца из средней группы детсада. Стал бы знаменитым на весь ВМФ и должным по гроб жизни … Хрен бы чего доказал! — подумал вслух Виталий.

Тогда старпом в приступе русской благодарности предложил на выбор подарки за проявленное участие и помощь для командира военного корабля. 

А вот выбор был не прост, и Виталий соображал целых две минуты, через силу мобилизовав дремлющие блоки мышления. Ну, судите сами — коньяк — ящик, водка — ящик, кубинский ром – опять же ящик. Кроме того, заикнулись о целой свиной туше, насмерть замороженной и средней жирности. Мясо — что надо! Не наша свинка-то была — те — сплошное  безобразное сало! — отметил старпом.

О-о-о! Сработал командирский статус и вечная  установка на заботу о родном «эльдробусе[2]», сиречь — личном составе![3]

— Вот именно! Подложили мне свинью! Запрещенный прием! Куда денешься!— думал он и о минной постановке, и о неминучей беседе с взъерошенным комдивом. Попросить хотя бы пару бутылок коньяка — совесть не позволила, опять же — гордость за военный флот. Сами-то не предложили в «довесок», хотя и могли! А то обзовут еще жадиной и хапугой …   

           С матюгами и воплями тушу перегрузили на палубу МПК. мерзлая свинья была скользкой, и норовила сбежать, прыгнув за борт из рук размандяев дежурного подразделения. Ловили дружно, всей шкафутовой командой, под вопли и убийственные пожелания дирижирующего этим цирком помощника.

Поклялись в вечной дружбе и Бобровский ловко спрыгнул на палубу своего корабля.

От борта отошли спокойно. При отходе в мареве гражданских огней и прожекторов судна Бобровский отметил, как на юте тренируется минная команда для постановки. Там был и дивмин с секундомером на шее. Прямо, как тренер приличной команды по легкой атлетике. Он, как мельница,  размахивал руками и что-то рассказывал морякам.

 — Ют – мостик! Дивмина на связь! – скомандовал в банан «Лиственницы» Бобровский.

— Дивмин на связи! – послышался флегматичный доклад из динамика.

— Как обстановка? – спросил Бобровский.

—  Завидую я тебе, отец — командир! Экипаж отработан на совесть. Даже меня начали обучать вашим северным премудростям. Расчет отработан на отлично. Отличная оценка, кэп, у тебя в кармане! Я сам словечко замолвлю! Минера надо поощрять! − подхалимничал Семен, рассчитывая на роскошный ужин со свиными отбивными.

— Отличная оценка, говоришь? Ага! Сейчас! Сниму, для начала, ранее наложенное взыскание — потом, когда мины поставим, там где надо, и как надо! — буркнул Виталий в «банан» микрофона. И, испытывая какое-то внутренне беспокойство, проникновенно сказал:

 — Мина! Еще раз прошу: организуй инструктаж по постановке! Как следует! 

— Кэп, это самая простая задача на свете! После поворота корабля на боевой галс и выключенным клотикам сбросить с заданным интервалом четыре мины и дело в шляпе! Тоже мне − теорема Ферма! С твоими бойцами такую задачу исполнить проще пареной репы! —  не остался в долгу дивизионный минер. Если чего-то делать не хочется — можно всегда подогнать под это дело благородную базу, как учат нас отцы мировой и советской дипломатии.

Именно в этот момент он понял, что пора снова поспать. Тихо растворившись в утреннем тумане, он побрел в каюту. Дивмин сделал свое дело – дивмин может отдыхать… Восстановить подорванные силы и запастись энтузиазма на военные подвиги! − сказал сам себе Рывкин.

Слышавший эту беседу Юрий Блясов был полностью удовлетворен своей  работой. «Наконец то командир отметит мою работу и подготовленность моей минной команды и расчета по минной постановке!» — свербило в мозгу старлея.

Блясову казалось, что командир его как-то недолюбливает. Он знал точно, что  путь к сердцу командира лежит через четко отработанный экипаж, маневр, доклад и все такое прочее. Как раз наступил момент истины, чтобы отличиться.

 И командир БЧ-3 Юрий Блясов подготовился на славу к этой минной постановке. Жаль, что не был на инструктаже, но дивмин и командир только что еще раз подтвердили порядок действий. Как в плане было, так и утверждено! – завершил мозговой штурм минер и занялся делом, проверяя на юте  готовность людей и материальной части.

Хороший офицер должен знать всё, что ему требуется делать не хуже, а даже лучше командира. А кто считает себя плохим офицером в двадцать три года, а?

Между тем, после смены ветра море успокаивалось: еще не набрало новой силы для волн, но уже потеряло прежнюю. Качка была мерной, убаюкивающей. Виталий сидел в своем самолетном кресле в левом углу ходового поста, разглядывая море по курсу в большой телевизор, в смысле — иллюминатор.

Где-то далеко увидел огни большого судна, пересекающего курс. Вдруг прямо под форштевнем, в луче прожектора, вылетела белоснежная яхта с надутым пузом спинакера.

Бобровский взвился над креслом, заорал: — Право на борт! Стоп обе! Полный назад!

Он орал во весь голос, а ни вахтенный офицер, ни рулевой даже ухом не вели. Волосы вставили дыбом и он … проснулся. Ни тебе прожектора, ни тебе яхты, ни тебе парусов … Ф-фу. — отлегло от сердца, это всего лишь сон … кошмар!  − поправился он. − Всё, больше никакого «шила» на ночь! А не то …

Впереди был виден чей-то кильватерный огонь, вахтенный офицер деловито управлял вахтой, штурман определял место по АДК. Все тихо, все нормально, даже привычная ругань механика и начальника РТС.

Вдруг РБУ на полубаке стало крениться. Сначала он подумал, что просто не застопорено, а тут увидел, что мощные болты, крепящие тумбу и фундамент барбета установки погнулись, и сама установка начинает выделывать па в такт качки …

Черт, так нельзя! Он опять понял что задремал, а усталое воображение тут же подсунуло очередной кошмар. Таким образом и мозги насовсем вывихнуться могут!

—  Пом, сдается мне, что засыпаю. Что тебе не ясно, Сергей Владимирович?

Товарищ командир, мне как бывшему минеру все ясно. Подтверждаю, что экипаж подготовлен на отлично. Даже дивмин удивился. У них в дивизионе моряки между собой уважают отработанность нашего экипажа.

— Знаю я это. Но побаиваюсь я этой четкости иногда! Как бы не промахнуться где-нибудь? —  поддержал командир, −  Но вроде все в порядке: дивмин возьмет на себя работу на юте, тебе со штурманом и БИПом не привыкать выполнять эту задачу. Главное, когда начнется постановка —  разбудить меня и проконтролировать дивмина, чтобы он распорядился согласно инструктажа, —  зевнул Бобровский, поерзал, удобнее устроился в кресле и почил чутким командирским сном.

 Сон  этот, как главное богатство любого опытного командира. Спит командир, давая отдых своему мозгу и нервам, но стоит только какому-нибудь механизму заработать по-другому, остановиться дизелю или преобразователю… Да стоит любому моряку на мостике вздохнуть  взволновано, стоит только прозвучать из динамиков УКВ любой команде –  и сна как небывало! Мгновенная реакция командира на ситуацию будет враз адекватной, верной и своевременной.  Иногда создавалось впечатление, что командир притворяется спящим, потому что любой нюанс морской службы мгновенно просчитывался. Но это действительно был такой сон. Точнее не сон, а состояние заторможенной психики.

Надо сказать, что сам Степан Осипович Макаров отмечал, что моряк должен уметь спать в любой обстановке, если она это позволяет. Ибо уставший и не выспавшийся офицер сам представляет опасность для корабля.

В голове спящего командира работал заведенный им же метроном вахтенной службы. Как у дельфина — у него никогда не спит весь мозг, а лишь одно полушарие — а то сразу капут. Или зверь задохнется, или утонет, ибо он не рыба и процессы дыхания, погружения и всплытия у него управляемы.

 

Вот и сейчас Виталию привиделись новогодние огни − белый, красный, зеленый … красиво! Вокруг стояла деловая тишина.

− Сигнальшик! Где твои глаза? В черном треугольнике? Вынь нос оттуда! Сигнал с флагмана «Белый, красный, зеленый» огни заметил? Что значит? Верно, «Дал малый ход»! Передать на мателот! Вахтенный офицер! Вперед малый! − выдал свою рассерженную арию командир и опять откинулся на кожаный подголовник кресла и погрузился в дрему.

«Досталось же кэпу последние два дня!»,− с сочувствием подумал старший лейтенант Первов. 

«Гости с дипломатами, огромная туша свинины, которую спускали с борта лайбы и чуть не уронили за борт, бурные эмоции,  а, главное, две ночи без сна любого уморят!» − помощник с сожалением глянул на командира, впавшего в свой чуткий сон.

Еще отметил для себя помощник такую особенность: командир мог позволить себе такое состояние на определенное время в зависимости от шкалы радиометриста и собственной скорости корабля.

«А что, если не будить кэпа? Ведь он не проснется, если все будет тихо и спокойно!» − светлая мысль посетила Первова, но не совсем, чтобы вовремя.  «Действует режим полного радиомолчания – только сигнальщики стучат направленными фонарями, передавая команды флагмана. Если сигнальщик будет докладывать мне, то кэп не проснется. Представляю, как он удивится, когда все будет закончено. Молодцы, скажет! Думаю, что может и пропустить меня через собеседование. Уже три раза не сумел защититься от его нападок по штурмании, кораблевождению, противолодочной борьбе и другим вопросам» —  Идея укреплялась в мозгу помощника, понравилась ему и начала обретать четкий смысл после команды сигнальщику:

—  Докладывать голосом обстановку. Микрофон выключить! А то орешь — в Турции слышно!

— Есть! −  ответил сигнальщик.

           И история начала потихоньку-потихоньку выползать из-под контроля и набирать разбег, раздуваться и множиться на всякие непредсказуемые нюансы и события.

 С чем черт не шутит, когда Бог спит! Эта фраза придумана не нами и, даже не нашими дедами!